История Минтакраба.
«Голубушка, ты не представляешь, как я рада снова тебя видеть!» — пролепетала нараспев Герцогиня, нежно взяв Алису под руку, и они пошли вместе.
Алиса очень обрадовалась тому, что Герцогиня находилась в таком славном расположении духа. Она подумала, что возможно только перец был причиной ее свирепости тогда, на кухне.
«Когда я буду герцогиней», — сказала себе Алиса (правда, несильно-то и надеясь на это), — «Я хочу, чтобы на моей кухне совсем не было перца. Суп без него и так хорош».
«Да, да, вероятнее всего это только перец заставляет людей так горячиться,» — продолжала рассуждать она, радуясь своему открытию, — «от уксуса становятся кислыми, а от касторки человек наполняется горечью, а… а от доброй порции мороженого и всего такого дети добреют. Если б взрослые знали это, то не скупились бы на сладкое…»История Минтакраба.
«Голубушка, ты не представляешь, как я рада снова тебя видеть!» — пролепетала нараспев Герцогиня, нежно взяв Алису под руку, и они пошли вместе.
Алиса очень обрадовалась тому, что Герцогиня находилась в таком славном расположении духа. Она подумала, что возможно только перец был причиной ее свирепости тогда, на кухне.
«Когда я буду герцогиней», — сказала себе Алиса (правда, несильно-то и надеясь на это), — «Я хочу, чтобы на моей кухне совсем не было перца. Суп без него и так хорош».
«Да, да, вероятнее всего это только перец заставляет людей так горячиться,» — продолжала рассуждать она, радуясь своему открытию, — «от уксуса становятся кислыми, а от касторки человек наполняется горечью, а… а от доброй порции мороженого и всего такого дети добреют. Если б взрослые знали это, то не скупились бы на сладкое…»
Алиса так увлеклась, что совершенно забыла о Герцогине. Поэтому она слегка вздрогнула, когда у самого уха раздался ее голос: «Ты о чем-то задумалась, дорогая, что и заставило тебя умолкнуть. Я пока затрудняюсь сказать тебе, что есть мораль сего, но обязательно вспомню через минутку».
«А может, и нет никакой морали», — осмелилась предположить Алиса.
«Что ты, что ты, деточка! Мораль имеет все, стоит только ее найти!» — поучительно сказала Герцогиня Алисе, плотнее прижимаясь к ее боку.
Алисе весьма не нравилась эта близость. Во-первых, потому что Герцогиня была очень уродлива. Во-вторых, потому что ее подбородок приходился как раз в плечо Алисе, а это был острый, неудобный, подбородок. Тем не менее, поскольку Алисе не хотелось быть невежливой, она терпела, насколько это было возможно.
«Теперь игра идет намного лучше», — сказала Алиса, чтобы хоть как-то поддержать разговор.
«Именно так», — согласилась Герцогиня, — «И мораль сего: Любовь, ты зла! Из-за тебя тонули даже корабли!»
«А кто-то говорил, что это из-за необдуманных поступков!» — намекнула ей Алиса.
«Ах, да!.. Хотя это тоже самое», — ответила Герцогиня, сильнее вдавливая свой маленький острый подбородок Алисе в плечо, — «И мораль сего: Смысл слово бережет».
«Как же она любит находить во всем мораль!» — подумала Алиса.
«Полагаю, тебе интересно, почему я не беру тебя за талию», — произнесла Герцогиня, спустя некоторое время, — «Все дело в том, что мне неизвестны повадки твоего фламинго. Установить мне их опытным путем?»
«Он может укусить», — предупредила Алиса, поскольку ей вовсе не хотелось участвовать в этом опыте.
«Сущая правда», — воскликнула Герцогиня, — «Фламинго и горчица — оба кусаются. И мораль сего: От жизни собачей птица бывает кусачей».
«Но ведь горчица — не птица!» — заметила Алиса.
«Как всегда ты права», — согласилась Герцогиня, — «Как ясно ты изъясняешься!»
«Это полезное ископаемое, по-моему», — сказала Алиса задумчиво.
«Ну конечно же! Как раз здесь поблизости ведутся обширные разработки горчичных залежей. И мораль сего: Работа — не волк, в лесу не лежит», — подхватила Герцогиня, которая, похоже, готова была согласиться со всем, чтобы Алиса ни сказала.
«А, вспомнила!» — воскликнула Алиса, пропустив мимо ушей сказанное, — «Это овощ. Она не похожа на овощ, но это так».
«Полностью с тобой согласна», — снова поддакнула Герцогиня, — «И мораль сего: Будь сама собой — или, проще говоря, — Не будь такой, какой ты не кажешься другим, кому ты показалась бы такой, какой была бы, если б не казалась другим такой, какая ты есть тогда, когда ты покажешься другим такой, какой ты была».
«По-моему я бы лучше поняла, если бы записала это», — очень вежливо сказала Алиса, — «А так я не успеваю следить за вашими словами».
«О! Это еще ничего, по сравнению с тем, как я могу сказать при желании!» — ответила Герцогиня тоном глубокого удовлетворения.
«Пожалуйста, не утруждайте себя, пытаясь сказать длиннее», — поспешила попросить Алиса.
«Ну что ты, о труде не может быть и речи!» — обрадовалась Герцогиня, — «Дарю тебе все, что я до этого сказала»,
«Ничего себе подарочек! Хорошо хоть на дни рождения таких пока не дарят!» — подумала Алиса, но не решилась сказать это вслух.
«Опять задумалась?» — спросила Герцогиня, еще сильнее ткнувшись подбородком в плечо Алисе.
«В конце концов вправе я подумать?!» — резко отозвалась Алиса, поскольку ее это начинало раздражать.
«Ровно столько, сколько свиньи вправе летать. И мор…» — произнесла Герцогиня.
Алиса сильно удивилась тому, что голос Герцогини оборвался прям посреди ее любимого слова «мораль», и рука ее задрожала в руке Алисы. Подняв голову, Алиса увидела Королеву. Она стояла, преграждая им путь, скрестив руки на груди и хмуря брови, словно тучи.
«Добрый день, ваше величество», — начала было Герцогиня дрожащим тихим голосом.
«Так, я тебе делаю последнее предупреждение», — заорала на нее Королева, топнув ногой, — «Сейчас должна исчезнуть либо ты, либо твоя голова! Причем немедленно! Выбирай!!!»
Герцогиня сделала свой выбор и вмиг скрылась из виду.
«Пошли играть», — сказала Королева уже Алисе.
Алиса так испугалась, что ни слова не могла произнести в ответ, лишь медленно последовала за ней на крокетное поле.
Гости, воспользовавшись отсутствием Королевы, отдыхали в теньке. Но стоило им завидеть ее, тут же поспешили вернуться к игре. Королева только буркнула, что еще одна секунда промедления стоила бы им жизни.
Во время игры Королева не переставала ругаться с гостями и орать: «Отрубить ему голову!!! Отрубить ей голову!!!» Тех, кого она приговаривала, арестовывали солдаты, переставая, конечно же, при этом быть дугами. Таким образом, примерно через полчаса не осталось ни одной дуги, и все игроки за исключением Короля, Королевы и Алисы были приговорены к смерти и арестованы.
Королева совершенно выбилась из сил и, остановившись, чтобы перевести дух, спросила у Алисы: «Ты еще не повидалась с Минтакрабом?»
«Нет», — ответила Алиса, — «Я даже не знаю кто это».
«Да это тот, из кого делают крабовые палочки и варят суп», — пояснила Королева.
«Я никогда не видела ни его… ни его головы», — добавила Алиса.
«Тогда пошли, и он расскажет тебе свою историю», — сказала Королева.
Когда они уходили, Алиса услышала, как Король потихонечку сказал толпе арестантов: «Вы все помилованы». «А вот это уже хорошо!» — подумала Алиса, ее страшно угнетало количество намеченных Королевой казней.
Вскоре они наткнулись на Грифона (для тех, кто не знает, объясняю — крылатого льва с орлиной головой), дремавшего на солнышке. «Вставай, лежебокаПроводи эту девочку к Минтакрабу, пусть послушает его историю. А мне нужно вернуться посмотреть ряд казней, назначенных мною на сегодня», — сказала Королева и удалилась, оставив Алису один на один с Грифоном. Внешность этого создания Алисе конечно не нравилась, однако с ним было куда безопаснее, чем со свирепой Королевой. Поэтому Алиса покорно ждала.
Грифон встал, протер глаза и, проводив взглядом Королеву, пока та не скрылась из виду, хихикнул. «Смехота!» — сказал он то ли себе, то ли Алисе.
«Что смехота?» — спросила Алиса.
«Да вон она», — ответил Грифон, — «Это все ее фантазия. Знаешь, ведь она никого и не казнит. Пошли!»
«Все тут только и говорят «пошли»,» — думала Алиса, не спеша следуя за ним, — «За всю мою жизнь, никогда раньше мною так не понукали! Никогда!»
Долго идти не пришлось. Вскоре они увидели Минтакраба, одиноко сидящего на небольшом обломке скалы. Подойдя ближе, Алиса услышала душераздирающие вздохи, и ей стало очень жаль его. «О чем он горюет?» — поинтересовалась Алиса у Грифона. На что тот ответил в том же духе, что и прежде: «Это все его фантазия. Знаешь, ведь ему и горя нет. Пошли!»
Когда они пришли, Минтакраб лишь молча взглянул на них большими рыбьими глазами, полными слез.
«Со мною девочка. Она хочет узнать твою историю, действительно хочет», — обратился к нему Грифон.
«Я расскажу ей», — отозвался Минтакраб таинственно и приглушенно, — «Садитесь оба, и ни слова, пока я не закончу!»
Алиса и Грифон уселись, после чего несколько минут длилось гробовое молчание. «И когда же он закончит, если и не начинает?» — подумала Алиса, но терпеливо ждала.
«Когда-то я был настоящим крабом», — произнес наконец Минтакраб, после чего снова повисла тишина, нарушаемая лишь постоянными тяжкими всхлипами Минтакраба да периодическим урчанием Грифона: «Хр-р-р!»
Алисе так и хотелось встать и сказать: «Спасибо за столь увлекательную историю», — но продолжала молча сидеть, поскольку ей почему-то казалось, что должно ведь быть продолжение.
«Когда мы были маленькими», — в конце концов продолжил Минтакраб уже спокойнее, продолжая тем не менее время от времени всхлипывать, — «Мы ходили в морской лицей. Классным руководителем у нас была старая Черепаха. Мы предпочитали звать ее Сомом…»
«Почему сомом, если он был черепахой?» — спросила Алиса.
«Потому что Георг Симон Ом лучший в области акустики. Вот мы и звали Черепаху с Омом проводить у нас занятия совместно», — сердито ответил Минтакраб, — «Какая ты, право, глупая!»
«Тебе должно быть стыдно задавать такие наивные вопросы», — добавил Грифон. После этого оба молча уставились на Алису, которая и без того готова была сквозь землю провалиться. В конце концов, Грифон обратился к Минтакрабу: «Продолжай, старина! Не тяни резину!»
Минтакраб возобновил рассказ со слов: «Да, мы ходили в морской лицей, хотя, возможно, ты и не веришь этому…»
«Я такого не говорила!» — перебила Алиса.
«Говорила!» — буркнул Минтакраб.
«Прикуси язык!» — вставил Грифон, прежде чем Алиса снова раскрыла рот.
«Мы получили лучшее образование, ведь фактически днем мы всегда ходили учиться…» — продолжил Минтакраб.
«Я тоже ходила не в вечернюю школу», — заметила ему Алиса, «Так что не стоит так гордиться этим».
«И платные курсы проходили?» — спросил Минтакраб с легкой тревогой в голосе.
«Да», — ответила Алиса, — «Мы брали дополнительно уроки французского, музыки…»
«И стирки?!» — вставил Минтакраб.
«Конечно нет!» — ответила Алиса пренебрежительно.
«Уф-ф! Значит эта ваша школа была не так хороша», — с великим облегчением вздохнул Минтакраб, — «Вот в нашем лицее у нас в договорах писалось: «Французский, музыка и стирка — платно».»
«Живя-то на дне моря, могли бы это и не изучать», — заметила Алиса.
«А я и не мог это изучать», — ответил со вздохом Минтакраб, — «Я проходил лишь обычную программу».
«И что в нее входило?» — полюбопытствовала Алиса.
«Ну, литра и правокачание, прежде всего», — стал вспоминать Минтакраб, — «Затем различные отрасли арифметики: соление, выбивание, дурение и ужижение…»
«Я никогда не слышала об ужижении. Что это такое?» — рискнула спросить Алиса.
«Никогда не слышала об ужижении?!» — воскликнул Грифон, удивленно всплеснув лапами, — «Надеюсь, ты хоть знаешь, что такое утверждение?»
«Да», — неуверенно ответила Алиса, — «Это значит… твердо… увериться… или утвердить что-нибудь, или…»
«Вот именно», — подхватил Грифон, не дав ей закончить, — «И если ты после этого говоришь, что не знаешь ужижения, то ты полная простофиля».
Алиса не решилась продолжать расспрос на эту тему, а потому обратилась к Минтакрабу: «Что еще вы изучали?»
«Ну, у нас была ужасория», — стал перечислять по пальцам (точнее по клешням) Минтакраб, — «Древняя и новейшая ужасория, затем водография, затем выливание — преподавателем выливания был старый морской угорь, который раз в неделю учил нас чертению, скальптуре и демонстративно-раскладному искусству».
«И на что это было похоже?» — поинтересовалась Алиса.
«Ну, сам-то я не смогу тебе это показать», — ответил Минтакраб, — «Тут нужен кто-то очень гибкий, не то что я. А Грифон это никогда не учил».
«Времени не было», — оправдывался Грифон, — «Потому что я ходил к языковеду. Он был старый краб, действительно был».
«А я никогда к нему не ходил», — сказал со вздохом Минтакраб, — «Говорят, он учил конскому и тарабарскому».
«Да, да, да», — подтвердил Грифон, вздохнув в свою очередь, и оба создания закрыли мордочки лапами.
«А сколько занятий в день было у вас?» — поспешила Алиса переменить разговор.
«Десять пар в первый день, девять — следующий и так далее», — ответил Минтакраб.
«Какое странное расписание!» — воскликнула Алиса.
«На то они и пары, чтоб постепенно испаряться изо дня в день», — заметил ей Грифон.
Эта мысль оказалась настолько новой для Алисы, что она изрядно обдумала ее, прежде чем продолжить разговор: «Значит, одиннадцатый день — выходной?»
«Конечно», — ответил Минтакраб.
«И что же потом, на двенадцатый день?» — продолжала любопытствовать Алиса.
«Ну, хватит об уроках», — перебил Грифон весьма решительным тоном, — «Давай теперь о развлечениях. Расскажи-ка что-нибудь».