Лысая гора.
Пылесос, очевидно, знал дорогу на Лысую гору, потому что уверенно летел на север города. Мы втроем поместились на нем верхом друг за дружкой, как на детских качелях. Я и не думала, что корпус моего пылесоса такой вместительный! Должно быть, странно мы выглядели!
— 23 — ноль-ноль, — взглянув на часы, шепнул Валька, когда мы приземлились на поросший низкой травой холм.
Мы посмотрели по сторонам и увидели, что стоим на поляне, окруженной со всех сторон лесом.
— Если здесь лес, то почему гора называется Лысой? — Спросила Латона.
— Не твоего ума дело, — отозвался Валя, ловко замаскировав пылесос в буреломе.
Валя не любил, когда его спрашивали о том, чего он не знал. Однако, сам задавать неразрешимые загадки он обожал.
— Лысая она по традиции, — сказала я, — все шабаши принято проводить на горе под названием Лысая.
Мы спрятались за развалинами какого-то неизвестного строения. Валя расстелил на земле свою куртку, и мы втроем уселись на нее. Был первый день полнолуния. Черные и сизые тучи плыли по небу, но ни одна из них даже краем не коснулась луны. Бушевала непогода. Ветер становился все сильнее и продувал насквозь. Ели раскачивались с такой силой, что, казалось, они не удержаться, а свалятся и придавят нас с друзьями своими стволами и кронами. Небо то и дело озаряли вспышки молний.Лысая гора.
Пылесос, очевидно, знал дорогу на Лысую гору, потому что уверенно летел на север города. Мы втроем поместились на нем верхом друг за дружкой, как на детских качелях. Я и не думала, что корпус моего пылесоса такой вместительный! Должно быть, странно мы выглядели!
— 23 — ноль-ноль, — взглянув на часы, шепнул Валька, когда мы приземлились на поросший низкой травой холм.
Мы посмотрели по сторонам и увидели, что стоим на поляне, окруженной со всех сторон лесом.
— Если здесь лес, то почему гора называется Лысой? — Спросила Латона.
— Не твоего ума дело, — отозвался Валя, ловко замаскировав пылесос в буреломе.
Валя не любил, когда его спрашивали о том, чего он не знал. Однако, сам задавать неразрешимые загадки он обожал.
— Лысая она по традиции, — сказала я, — все шабаши принято проводить на горе под названием Лысая.
Мы спрятались за развалинами какого-то неизвестного строения. Валя расстелил на земле свою куртку, и мы втроем уселись на нее. Был первый день полнолуния. Черные и сизые тучи плыли по небу, но ни одна из них даже краем не коснулась луны. Бушевала непогода. Ветер становился все сильнее и продувал насквозь. Ели раскачивались с такой силой, что, казалось, они не удержаться, а свалятся и придавят нас с друзьями своими стволами и кронами. Небо то и дело озаряли вспышки молний.
— Будет гроза? — Спросила Латона.
— Какая коза? — Не расслышал Валька, а, может быть, он просто притворился.
— Нет, это преддверие шабаша, — догадалась я, — потому что сегодня не обещали дождя.
— Синоптик ошибается только один раз, — пафосно сказал Валя, — но зато каждый день.
Его шутка немного разрядила обстановку. Но молнии продолжали вычерчивать в небе затейливые фигуры. Всмотревшись пристальнее, я заметила, что они повторяют одно и то же слово: «Б е р е г и с ь!» Однако, я решила не говорить об этом подруге и брату.
С развалин, грохоча, посыпались камни. Валя, желая закрыть меня и Латону, бросился на нас всем корпусом, изрядно придавив. Но камни каким-то чудом не задели нас.
— Пусти, — недовольно взвизгнула Латона и пихнула Вальку в плечо, — спаситель!
Валя уселся на свое место. Надо непременно отметить, что мой брат хоть порой и бывает настоящим клоуном, может поступить и как настоящий мужчина-защитник. Он всегда готов броситься на помощь, пусть даже ему самому достанется. Ведь удара одного такого камня было достаточно для того, чтобы пробить человеку голову!
— Диана, ты что соврала дома, на вопрос «почему вернешься поздно»? — Спросила меня Латона.
— Я сказала, что иду на позднюю дискотеку, — сказала я, — конечно, это нехорошо, но что поделать…
— А я наврала, что ночую у тебя, — ответила Латона, — как ты думаешь, догадаются, что я сказала неправду?
Мы задумались. Из развалин, откуда ни возьмись, вылетела стая летучих мышей и на мгновение закрыла весь мир своими крыльями. Стало холодно, хорошо, что дома я догадалась поддеть под курточку шерстяной свитер.
— Сентябрьское полнолуние, — прошептал Валя, поеживаясь без куртки, — Кармен говорил, что в таборе в это время должен появится новый Белый колдун. Хоть бы он помог в борьбе со старым! Поможет или нет?
— А если новый не появится вообще? — Усмехнулась Латона.
Я вспомнила Эммануила, придирающегося ко мне.
— Почему Эммануил такой злой? — Спросила я.
— Не переживай, — сказал Валька, — он не только к тебе придирается, а ко всем девчонкам. Он Латоне сказал, что она не умеет читать стихи вслух, и что от ее голоса можно повеситься.
— Наверное, он в нас влюбился, — загадочно предположила Латона.
Мы захохотали. Я представила Эммануила, стоящего перед нами с Латоной на коленях и предлагающего нам букеты цветов.
Луна окрасилась алым цветом, превратившись в огромный пылающий диск. Потом она стала ярко-оранжевой, и, наконец, золотисто-желтой. Я не могла оторвать взгляда от колдовского зрелища. Кровавые блики луны осветили древнюю елку. Эта ель была гораздо выше других и с искривленной верхушкой.
Ель шумно вздохнула и развела густые ветви, открыв ход-тоннель в иной мир — мир духов и волшебных существ. И через этот тоннель протянулась огненная линия лунной дороги. Она начиналась из небытия сине-черного неба, и заканчивалась в самом центре поляны. По краям ее, как свечи, вились гирлянды звезд, белых и желтых.
Я посмотрела на своих спутников. Валя немного привстал на колени и, угрюмо-мрачный, исподлобья смотрел на происходящее волшебство. Латона, широко раскрыв глаза, то и дело что-то шептала. Но мешкать было нельзя. Настало наше время. И мы в точности должны были выполнить наставления Ерофеича. Мы вышли из своего укрытия.
— А может быть, мы передумаем, — прошептала Латона, — я боюсь. Пусть лучше цыгане уходят из поселка, чем я буду гулять по этой лунной дорожке!
Латона спряталась обратно за развалины и захныкала. Мы с Валей не слушали ее. Мы взялись за руки, Валя ободряюще подмигнул мне. И каждый из нас достал из кармана заветный пакетик.
Мы с братом хором произнесли заклинание, которому нас научил Ерофеич:
— Нечисть из леса, вместе сейчас
Мы по поляне пустимся в пляс!
И словно тысячи колоколов подхватили отзвуки наших голосов, таким сильным оказалось здесь эхо. Порыв ветра вырвал из наших рук конвертики, разорвал их в клочья и осыпал нас с братом с ног до головы пылью. Только меня — золотой, а его — черной. Пыль осела в моих волосах, на лице, приклеилась к теплой курточке, к импортным джинсам. Я стояла в сверкающем ореоле золотого сияния и видела радугу над головой.
— Какая ты красивая, — прошептала Латона, завистливо выглядывая из своего укрытия.
Я посмотрела на Валентина. Он превратился в смуглого викинга, а его кожаная жилетка обернулась плащом, украшенным мехом. Мы с Валей переглянулись, и он издал веселый вопль, преследующий его последнее время:
— Ор-Лоок!
Да, случись такая катавасия с нашей одеждой в любое другое время, мы с Валькой должно быть, сожалели о зверски испорченном барахле. Но только не сейчас! Должно быть, мы и в самом деле слегка превратились в фантастических существ. Мне казалось, что я взаправду чувствовала себя настоящей юной красавицей-ведьмой.
По лунной дороге на поляну медленно спустилась карета, запряженная четверкой лошадей-ахалтекинцев. (Да, общаясь с Кармен, я научилась разбираться в лошадиных породах!) Их золотисто-песчаная шерсть отражала багровые блики лунного света. Лунные «зайчики» заплясали по траве. И трава ковром сползла с поляны, открыв большое зеркало.
— Как покупные газоны, они тоже могут скручиваться в трубочку на зиму, — пошептал Валька хриплым голосом.
И я подумала о том, как изменился его голос, он стал похож на рычание дикого зверя.
Карета остановилась на зеркальном полу, и я увидела, что густые черные гривы коней переплетены ленточками с серебряными колокольчиками. Дверь кареты открылась и из нее выпрыгнул… омерзительный пенек с сучьями-ручками и сучьями-ножками. На его чурбачке-голове зловеще горели два глаза-гнилушки. Тельце его все было покрыто густой бахромой лишайника, словно одеждой.
И только теперь я увидела, что в зеркальном полу отражаются огненная луна, дорога, деревья… Отражается все, кроме кареты с ее жутким пассажиром-уродцем. Я знала, что темные силы не имеют ни теней, ни отражений. Непоседа-Валя уже успел куда-то улизнуть, не предупредив меня. А я стояла у самого края и гадала, кем бы мог быть этот пенек.
Пенек, тем временем, отослал карету и засуетился по поляне. На его зов из чащи леса вышли несколько лисиц и медведь. Они уселись в ложу из грозовых туч и принялись настраивать музыкальные инструменты. Это был лесной оркестр. Волки, встав по приказу пенька на задние лапы, расставили по краям поляны маленькие столики с покрытием из панцирей черепах и натаскали всевозможных закусок. Я поняла, что они готовят столики для фуршета. Наконец, я догадалась, что пенек никто иной, как местный леший, хозяин леса, учредитель праздника. Оттого он и ведет себя так по-деловому.
Он остановился в центре поляны, приставил руки «рупором» ко рту и громко крикнул какую-то фразу, состоявшую из непонятного набора звуков. В тот же миг над ним, словно струны, натянулись тонкие серебряные паутинки с разноцветными флажками, ленточками, серпантином и хлопушками. На елях, словно в канделябрах, зажглись изящные восковые свечи.
И тут я увидела рядом с лешим Вальку. Валька помогал ему обустраивать праздничную обстановку и чувствовал себя, как дома. И даже дал крепкого пинка нерасторопному официанту-волку. Вот так Валя! Я поняла, что он решился втереться в доверие к лешему, чтобы тот указал ему Белого колдуна.
Как только приготовления были закончены, медведь взмахнул дирижерской палочкой, и оркестр заиграл. Никогда я не слышала такой чудесной печальной мелодии. Даже мотив волшебной трубки дедушки Анзора не мог сравниться по заунывности с этой музыкой.
С лунной дороги стали спускаться гости. Мимо меня пронеслась целая семья призраков. Вскоре вся поляна была сплошь заполнена фантастическими существами. И тогда я решилась ступить на зеркальный пол. К моему удивлению, у меня, как и у всех остальных, не оказалось отражения. И я успокоилась.