Был духов день. Пошли цыганки в деревню гадать да еду выпрашивать.
И вот всем цыганкам не везет, а одной везет да везет, уже и класть еду не во что, а все подают. Заходит цыганка в избу к одной бабе, видит, что живет она бедно, и говорит:
– Слушай, миленькая, я тебе помогу, я тебе так сделаю, что горя знать не будешь. Возьми своим детям пироги, а мне дай корзинку.
Дала ей баба корзинку. Положила цыганка в нее еду и пошла. Встречается она с остальными цыганками: у одной – все, у других – ничего.
– Пора, миленькие, в табор возвращаться, – говорит бойкая цыганка, – а то стемнеет скоро, и мужики напьются. Кто нас через речку перевезет?
– Ай, ай, ай!.. Не можем мы возвращаться с пустыми руками. Совсем ничего не собрали.
– Ладно, – говорит бойкая цыганка, – я сама вам принесу, а вы здесь побудьте.
Обежала она еще полдеревни, набрала еды всякой, раздала ее цыганкам, и пошли они назад, в табор. Перевез их мужик через речку, а дальше надо было лесом идти. Тут-то цыганок вечер и застиг.Был духов день. Пошли цыганки в деревню гадать да еду выпрашивать.
И вот всем цыганкам не везет, а одной везет да везет, уже и класть еду не во что, а все подают. Заходит цыганка в избу к одной бабе, видит, что живет она бедно, и говорит:
– Слушай, миленькая, я тебе помогу, я тебе так сделаю, что горя знать не будешь. Возьми своим детям пироги, а мне дай корзинку.
Дала ей баба корзинку. Положила цыганка в нее еду и пошла. Встречается она с остальными цыганками: у одной – все, у других – ничего.
– Пора, миленькие, в табор возвращаться, – говорит бойкая цыганка, – а то стемнеет скоро, и мужики напьются. Кто нас через речку перевезет?
– Ай, ай, ай!.. Не можем мы возвращаться с пустыми руками. Совсем ничего не собрали.
– Ладно, – говорит бойкая цыганка, – я сама вам принесу, а вы здесь побудьте.
Обежала она еще полдеревни, набрала еды всякой, раздала ее цыганкам, и пошли они назад, в табор. Перевез их мужик через речку, а дальше надо было лесом идти. Тут-то цыганок вечер и застиг.
А стояла осень: листья падают и шуршат под ногами, каждый шаг издалека слышен. Вдруг остановилась бойкая цыганка, почудилось ей, будто кто-то впереди идет. Испугалась она, спрашивает у цыганок:
– Не слышали ли чего?
– А что слышать-то?
– Да вроде как идет впереди кто-то…
– Что ты, миленькая, это тебе со страху померещилось.
Ну ладно, пошли дальше. Прошла бойкая цыганка еще несколько шагов:
– Да говорю вам, что идет кто-то. Чую, что какой-то огромный человек.
Слышите, шаги какие большие?
Прислушались цыганки: и впрямь идет кто-то. А тут дождь пошел, и шаги стали все ближе и ближе. Испугались цыганки. Что делать? Вперед идти нельзя, назад идти некуда. Припустили налево. А шаги сзади доносятся. В самую чащу угодили цыганки, уже и бежать-то сил нет. Цыганки и богу молились, и кого только на помощь не призывали. Наконец упали они обессиленные на землю. «Ну все, – думает бойкая цыганка, – конец наш пришел». А шаги все ближе и ближе. Привстала тогда бойкая цыганка и давай лесовика ругать.
Уж как она его только не называла…
Что такое? Прислушалась. Шаги все тише и тише. Наконец совсем пропали.
А тут и рассвет наступил. Не помнили цыганки, как они в табор вернулись, словно их кто-то из лесу вывел и до места довел.