За околицей старая баня уж давно одиноко стоит,
много сказок о ней и преданий старый люд молодым говорит.
Двух бояр там малюта Скуратов по приказу царя задушил;
клад оружья, каменьев и злата Стенька разин под ней схоронил;
Петр Великий бывал в ней наездом и кого-то там насмерть забил;
там купца-богатея проездом Кудеяр с молодцами убил.
Говорят, что туда молодые погадать две девицы пошли,
а на утро – обеих родные неживыми домой привезли.
В эту баню сиротка Дуняша плакать бегала каждую ночь:
видно, доле сиротской не страшно то, что страшно другим! Солнце прочь
со двора за лесочек садится, ясный месяц на смену встает,
небо звездной росой заискрится – Дуня в старую баню идет,
с мертвой матерью ночи проводит. Мать к ней змеем в полночь прилетит,
шкуру страшную змееву сбросит и нагою до зорьки сидит.
Чешет Дунины косы, ласкает, говорит с сиротой до утра,
а с приходом зари улетает дивным огненным змеем она.За околицей старая баня уж давно одиноко стоит,
много сказок о ней и преданий старый люд молодым говорит.
Двух бояр там малюта Скуратов по приказу царя задушил;
клад оружья, каменьев и злата Стенька разин под ней схоронил;
Петр Великий бывал в ней наездом и кого-то там насмерть забил;
там купца-богатея проездом Кудеяр с молодцами убил.
Говорят, что туда молодые погадать две девицы пошли,
а на утро – обеих родные неживыми домой привезли.
В эту баню сиротка Дуняша плакать бегала каждую ночь:
видно, доле сиротской не страшно то, что страшно другим! Солнце прочь
со двора за лесочек садится, ясный месяц на смену встает,
небо звездной росой заискрится – Дуня в старую баню идет,
с мертвой матерью ночи проводит. Мать к ней змеем в полночь прилетит,
шкуру страшную змееву сбросит и нагою до зорьки сидит.
Чешет Дунины косы, ласкает, говорит с сиротой до утра,
а с приходом зари улетает дивным огненным змеем она.
Дуня вслед ей глядит, и слезинки на ресницах дрожат, холодна
и бледна – нет в лице ни кровинки… — «Снова в бане, ты, девка, была?
Знаю, Дуня, ты с мертвой видалась», — тетка старая ей говорит.
Долго в том сирота запиралась, да пристала старуха: — «Болит», —
говорит, — «мое сердце. Недаром называют его вещуном,
Снова ты возвратилася с алым на твоей белой шее пятном!»
Плачет Дуня, а старая баба осеняет сиротку крестом…
Эх, старуха, крестить бы не надо! Пошептать бы над алым пятном,
с уголька бы побрызгать Дуняшу, заговор бы на шею надеть…
умерла сиротинушка наша. Ходит по миру жадная смерть,
дунет – очи потухнут навеки, тронет – сердце остынет в груди,
и забудет земля человека. Гаснет жизнь, как свечей огоньки…
И Дуняша угасла. На шее ранка кровью сочилась слегка,
и казалось, что ужасом веет от багрового цвета лица.
Меж собою крестьяне решили, что покойница Дуня – упырь,
Кол осинный тотчас заострили, отнесли освятить в монастырь
и в могилу дуняши забили. Подождали полночь и тогда
то же с матерью-змеем свершили, чтоб уже не летала она.
Дом и баню с молитвой закрыли, от нечистого места ключи
тут же в землю глубоко зарыли. Те места бурьяном поросли,
стала баня угрюмой и жуткой: там, от глаза людского таясь,
развелись пауки и анчутки. Днем, веселого света боясь,
забираются в шайки и щели, точно мыши хвостами шуршат,
в каждой скважине окон и двери с тараканами тихо сидят.
Ночь наступит – они вылезают, пляшут, спорят, дерутся, кричат,
диким визгом прохожих пугают, а с зарей притаятся и спят.
Позабытая старая баня странной жизнью живет по ночам…
Много сказок о ней и преданий сохранилось от прадедов нам.
